Лужин покорно встряхнулся, поводя головой и плечами, потом пересел на кушетку...
Лужин покорно встряхнулся, поводя головой и плечами, потом пересел на кушетку, и еще не совсем утвердившееся, не совсем верное счастье заскользило в его глазах.
- Дорожка, - сказал он. - Смотрите. Дорожка. Я шел. И вы представьте себе, кого я встретил. Кого же я встретил? Из мифов. Амура...
"Дорожка, - сказал он. - Смотрите. Дорожка. Я шел. И вы представьте себе, кого я встретил. Кого же я встретил? Из мифов. Амура. Но не со стрелой, а с камушком. Я был поражен".
"О чем вы?" - спросила она с тревогой.
"Нет, позвольте, позвольте, - воскликнул Лужин, подняв палец. - Мне нужна аудиенция".
И держать ее у себя на коленях было ничто перед уверенностью...
И держать ее у себя на коленях было ничто перед уверенностью, что она последует за ним, не исчезнет, как некоторые сны, которые вдруг лопаются, разбегаются, оттого что сквозь них всплывает блестящий куполок будильника.
"Где я? Кто он? Что же дальше будет?"- мысленно...
"Где я? Кто он? Что же дальше будет?"- мысленно спросила она себя и оглядела номер, стол, покрытый бумажками, смятую постель, умывальник, где валялось ржавое лезвие "жиллет", полуоткрытый шкап, откуда, как змея, выползал зеленый в красных пятнах галстук.
Молодые люди, бывавшие у них, считали ее очень милой, но скучноватой барышней...
Молодые люди, бывавшие у них, считали ее очень милой, но скучноватой барышней, а мать про нее говорила (низким голосом, с усмешечкой), что она в доме представительница интеллигенции и декаденства, – потому ли, что знала наизусть стихи Бальмонта, найденные в "Чтеце-Декламаторе", или по какой другой причине – неизвестно.
Ей тогда же стало ясно, что этого человека...
Ей тогда же стало ясно, что этого человека, нравится он тебе или нет, уже невозможно вытолкнуть из жизни, что он уселся твердо, плотно, по-видимому, надолго.