Недели превращались в месяцы, прошел...
Недели превращались в месяцы, прошел год.
Он скрепя сердце покорялся пожиравшей...
Он скрепя сердце покорялся пожиравшей его страсти. Он знал, что все человеческое преходяще и потому рано или поздно всему должен настать конец. На это он возлагал все свои надежды. Любовь точила его, как червь, высасывала все его жизненные соки; она поглощала все его существо целиком, не оставляя ему ни других радостей, ни других интересов.
Неужели он так и не избавится от своей...
Неужели он так и не избавится от своей страсти? Несмотря ни на что, где-то в глубине души навсегда притаилась непонятная, проклятая тяга к этой подлой женщине. Любовь к ней причинила ему столько страданий, что он уже никогда не избавится от этой любви. Только смерть наконец утолит его желание.
Старые, укоренившиеся предрассудки, а...
Старые, укоренившиеся предрассудки, а вовсе не законы биологии, поддерживают в людях это милое верование – табу, согласно которому только мужчина может быть активным и имеет на это право. Но, разумеется, такое представление слишком плоско. Что за картину являл бы собой мир, если бы все держалось исключительно на активности мужчин? Браки продолжались бы самое большее один месяц.
Страсть не дает человеку есть, спать и...
Страсть не дает человеку есть, спать и работать, лишает покоя. Многие боятся ее, потому что она, появляясь, крушит и ломает все прежнее и привычное.
Никому не хочется вносить хаос в свой устроенный мир.
- Боже мой, Равик! – сказала она. –...
- Боже мой, Равик! – сказала она. – Могу ли я сердиться на тебя?
Он поднял глаза. У него было такое ощущение, будто чья-то сильная рука сдавила ему сердце. Жоан ответила, не особенно вникая в смысл своих слов, но едва ли она могла потрясти его сильнее. Он не принимал всерьез то, что она бессвязно шептала по ночам; все это забывалось, едва только за окном начинало дымиться серое утро.