— Между нами говоря, Штайнер, знаете, что самое страшное на свете?..
— Между нами говоря, Штайнер, знаете, что самое страшное на свете? Скажу откровенно: самое страшное то, что все рано или поздно превращается в привычку. — Он посадил пенсне на нос. — Даже так называемый экстаз!
— Теперь я тебя больше не отпущу, — сказала она. — Никогда...
— Теперь я тебя больше не отпущу, — сказала она. — Никогда.
Керн взглянул на нее. Он еще не видел ее такой. Она совершенно изменилась. То, что раньше порою разделяло их, словно тень, теперь исчезло. Сейчас вся ее душа была открыта, она вся была здесь, и он в первый раз почувствовал, что она принадлежит ему. Раньше он никогда не знал этого наверняка.
Она ничего не ответила. Она стояла на площадке лестницы...
Она ничего не ответила. Она стояла на площадке лестницы, нагнувшись вперед, и ждала его. Он взбежал по ступенькам, и внезапно она очутилась рядом с ним — теплая и настоящая, сама жизнь, даже больше, чем жизнь.
Ничего не страшно, пока тот...
Ничего не страшно, пока тот, кого ты любишь, еще жив.
— Отдай ему письма, Лила, — сказал Штайнер...
— Отдай ему письма, Лила, — сказал Штайнер. — Он все равно не позавтракает прежде…
— Я ничего не имею против приключений...
— Я ничего не имею против приключений, — добавил Штайнер. — И ничего — против любви. И меньше всего — против тех, которые дают нам немного тепла, когда мы в пути. Может быть, я немножко против нас самих. Потому что мы берем, а взамен можем дать очень немногое.
Все четверо пошли дальше, пока свет не исчез между деревьями...
Все четверо пошли дальше, пока свет не исчез между деревьями.
Керн услышал позади себя тихий голос мужа женщины, которая его выдала.
— Извините... она была вне себя... извините! Она уже наверняка жалеет
об этом.
— Мне теперь все равно, — сказал Керн, обернувшись.
— Вы поймите, — зашептал мужчина. — Страх, ужас...
— Понять-то я пойму! — Керн обернулся. — Но простить — это для меня