— О, мне все равно. По мне — будьте хоть убийцей...
— О, мне все равно. По мне — будьте хоть убийцей. Я вас до сих пор люблю, почему — сама не знаю.
Она вопросительно посмотрела на него, но он подумал о том, что, если не считать Кэрри, он на всем свете любит одну Пиони, что его даже сейчас мучительно тянет к ней и что единственную добродетель, какую он за собой знал, — его верность Пиони — судьба обратила на его же погибель.
— Все мужчины одинаковы, даже самые даровитые...
— Все мужчины одинаковы, даже самые даровитые — такие, как мой отец, ваш муж или мой муж; у них могут быть самые лучшие намерения, но они совершенно лишены чувства порядка и подлинной человечности — не то что мы, женщины. Вероятно, в нас это чувство воспитывается тем, что мы ведем хозяйство и матерински заботимся о них.
Он разругался со своей последней любовницей...
Он разругался со своей последней любовницей, поводом к чему послужило его обыкновение звонить ей по телефону в три часа утра.
Однажды за завтраком он уверенно заявил своей талантливой дочке...
Однажды за завтраком он уверенно заявил своей талантливой дочке Уинифрид Мардук Хомуорд:
— Не могу сказать, чтобы это меня очень радовало, но я понимаю, что я самый умный человек в стране. — Она, преданная, добрая душа, согласилась с ним и стала сообщать эту новость направо и налево.
Лежа рядом с ней в темноте, наполненной душным запахом...
Лежа рядом с ней в темноте, наполненной душным запахом ее волос, он понимал, что он ее раб, и говорил себе, что в этом его счастье.
Пиони выкрикнула эти слова; она пулей вылетела...
Пиони выкрикнула эти слова; она пулей вылетела из кухни и помчалась наверх. Он пошел за ней и услышал, как щелкнул ключ в дверях спальни. Он даже не знал, что там есть ключ.
— Вот мы какие сердитые! — Он улыбнулся втихомолку. Он постучал с шутливой осторожностью, ответа не было; постучал еще раз, с супружеской властностью, ответа не было. Он повернул ручку.