Она полностью отдалась звукам, и я любил ее, потому что она не прислонилась ко мне и не взяла мою руку, она не только не смотрела на меня, но, казалось, даже и не думала обо мне, просто забыла.

- Любовь, - невозмутимо заметил Готтфрид, - чудесная вещь. Но она портит характер.

Мне хотелось, чтобы она была для меня нежданным подарком, счастьем, которое пришло и снова уйдет, - только так. Я не хотел допускать и мысли, что это может быть чем-то большим. Я слишком хорошо знал: всякая любовь хочет быть вечной, в этом и состоит ее вечная мука. Не было ничего прочного, ничего.

Она прикоснулась руками к моим вискам. Было бы чудесно остаться здесь в этот вечер, быть возле нее, под мягким голубым одеялом... Но что-то удерживало меня. Не скованность, не страх и не осторожность, - просто очень большая нежность, нежность, в которой растворялось желание.

Она спала, положив голову на мою руку. Я часто просыпался и смотрел на нее. Мне хотелось, чтобы эта ночь длилась бесконечно. Нас несло где-то по ту сторону времени. Все пришло так быстро, и я еще ничего не мог понять. Я еще не понимал, что меня любят. Правда, я знал, что умею по-настоящему дружить с мужчинами, но я не представлял себе, за что, собственно, меня могла бы полюбить женщина.

Никогда я не забуду это лицо, никогда не забуду, как оно склонилось ко мне, красивое и выразительное, как оно просияло лаской и нежностью, как оно расцвело в этой сверкающей тишине, - никогда не забуду, как ее губы потянулись ко мне, глаза приблизились к моим, как будто они разглядывали меня, вопрошающе и серьезно, и как потом эти большие мерцающие глаза медленно закрылись, словно сдавшись...

- Любовь! О мой Артур! Когда я вспоминаю этого подлеца, я и теперь еще чувствую слабость в коленях. А если по-серьезному, так вот что я тебе скажу, Робби: человеческая жизнь тянется слишком долго для одной любви. Просто слишком долго. Артур сказал мне это, когда сбежал от меня. И это верно. Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остается ни с чем.

Я глядел ей вслед, пока не погас свет на лестнице. Потом я сел в кадиллак и поехал. Странное чувство овладело мной. Все было так не похоже на другие вечера, когда вдруг начинаешь сходить с ума по какой-нибудь девушке. Было гораздо больше нежности, хотелось хоть раз почувствовать себя свободным. Унестись... Все равно куда...

- Что ж, давайте чокнемся, - сказал он. – Пусть наши дети заимеют богатых родителей.

...как если бы вы шли по дороге с камнями в руках и нашли бриллиант – камни сами выпадут из рук безо всяких усилий.

«Вам хорошо, вы одиноки», - сказал мне Хассе. Что ж, и впрямь все отлично, - кто одинок, тот не будет покинут. Но иногда по вечерам это искусственное строение обрушивалось и жизнь становилась рыдающей стремительной мелодией, вихрем дикой тоски, желаний, скорби и надежд. Вырваться бы из этого бессмысленного отупения, бессмысленного вращения этой вечной шарманки – вырваться безразлично куда.

Только не принимать ничего близко к сердцу. Ведь то, что примешь, хочешь удержать. А удержать нельзя ничего.

Любовь – это ужасное дело, которое практикуют дураки. Она разбивает вам сердце, и вы истекаете кровью. И что вы получаете в конце? Ничего, просто воспоминания, но вы их никогда не забудете...
На самом деле будут и другие девчонки. То есть, я надеюсь, но... первой любви у меня больше не будет... она на всю жизнь заслужила место в моем сердце.

Любовь – это самолет из стадиона, предложение у всех на виду, огромные слова в небе. Любовь – это бежать за сотни миль, даже если тебе больно. Все это одно большое чувство. Любовь – это все равно что найти в себе силы, о которых ты раньше не ведал.

Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.